Читаем без скачивания Обитель милосердия [сборник] - Семён Данилюк

Пять лет не бывавший в Сочи, к тому же задумавшийся о своем, Вадим шел по существу на автопилоте, и все-таки глазомер бывалого разведчика погоды не подвел: вышел он точно по курсу, к асфальтовой дорожке, окаймляющей площадь у летнего театра. И вот здесь-то, протиснувшись меж двух кипарисов, он увидел Их.

Полуденный жар спал, и на площади прогуливалось достаточно людей, некоторые уже в вечерних туалетах, но это надвигавшееся метров с двадцати видение он выхватил сразу, будто вмонтированная внутри камера автоматически включила крупный план. Позже он сообразил, почему все произошло так стремительно: фигуры людей, которые он зафиксировал, выйдя к площади, были развернуты в одну, именно в эту сторону. И, черт возьми, было на что посмотреть! Их было двое. Нет, две.

Справа, ближе к бордюру, шла девочка лет пятнадцати в кружевном сарафанчике — эдакая стремительно летящая стрекоза. Делая шаг, она сильно отталкивалась носком туфельки, будто с каждым таким толчком и впрямь собираясь взлететь, — и взлетала! Но, едва поднявшись над землей, раздумывала и плавно возвращалась на горячий асфальт. Выгоревшие пружинистые локоны волос клубились вокруг возбужденного личика. В ней не было совершенной законченности. Длиннющие ноги чуть взбрыкивали, словно у олененка, от резких взмахов рук лопатки трепетали цыплячьими крылышками. Шла прелестная девочка, которая совсем вот-вот, еще два-три штришка, превратится в совершенную красавицу. И в предвкушении этого она порхала сейчас над асфальтом, требовательно собирая взгляды мужчин и гордясь перед своей спутницей.

Рядом с трепетной девочкой шла молодая женщина, полностью, казалось, углубленная в себя. Всеобщее внимание словно не достигало ее. И лишь подрагивание четко очерченных ноздрей на отстраненном, мягко-задумчивом лице выдавало привычное возбуждение, что испытывала она под множеством обволакивающих мужских взглядов, впитывая их в себя столь же естественно, как ее отполированное шоколадное тело — солнечные лучи.

И все-таки именно вдвоем сестры — а при всей внешней несхожести близкая родственность их была несомненной — производили удивительное впечатление совершенной гармонии, когда очарование словно искрилось меж ними, сокрушая встречных мужчин.

Жертвой этого очарования пал и Вадим. Застигнутый врасплох рыщущим взглядом девочки, он испуганно сглотнул прорезиненную слюну, подозревая, что вид у него вполне идиотский, и — не ошибся.

— Двадцать третий! — с торжествующей дерзостью отсчитала та, словно пришпиливая Илью в собранный богатый гербарий.

— Туточка! — нежно укорила старшая, и лукавая парочка просквозила мимо.

Спустя несколько секунд номер двадцать третий помотал головой и сделал наконец то, что давно собирался, — поставил ногу на тротуар. От недавней победительности не осталось и тени, и всей его воли хватило только на то, чтобы плестись следом, стараясь не думать, как сам он при этом выглядит. А выглядел он наверняка неважнецки. Какой-то тоскливо застывший парень — надо полагать, номер двадцать четвертый — сочувственно шепнул:

— Бесполезняк, мужик. Не по нам сшиты.

— Да пошел бы ты, — схамил Вадим, хотя, несомненно, тот был прав — скукоженный, в измятом с дороги тряпье, на что тут рассчитывать?

А Вадим и не рассчитывал. Просто упрямо шаркал по асфальту, молясь своему воздушному богу, с которым втайне от подчиненных поддерживал самые свойские отношения, чтоб они не обернулись.

И накаркал-таки! То ли на звук, а скорее, из озорства, желая обозреть поверженные тылы, но девочка живо крутнулась на одной ноге. Может, она и не признала бы в нем экспонат из своей коллекции, но очумевший Вадим неожиданно для самого себя принялся сосредоточенно ковырять кору ближайшего дерева, она всмотрелась… и весело зашептала в ухо старшей сестре.

И все-таки он добрел за ними до гостиницы «Жемчужина». Уже входя в холл, девочка еще раз обернулась и фыркнула, выказывая презрение к зарвавшемуся недотепе, самой назойливостью своей компрометирующего ее обожаемую сестру.

Ну, что сказать? Конечно, день на этом для Вадима закончился. И, конечно, не дождались резвые медички своего шаловливого кавалера. И уже среди ночи, сев на кровать, уяснил окончательно: если не найдет старшую из сестёр, не объяснится как-то, то не только отпуск наперекосяк.

Перед глазами стояли мягкая, обращенная внутрь себя улыбка и — одновременно — нервная, пульсирующая женственность, казалось, стекающая по смоляным волосам и округлым плечам.

А ведь он был и не так чтоб уж очень влюбчивым. Все-таки летчику, которых еще в училище «рвут с куста», до тридцати пяти досидеть в холостяках — это, как говаривал дядя Коля, тоже высший пилотаж. Вот почему, загнав вглубь жестокую, нанесенную милицейским сержантом обиду, Вадим продолжал разрабатывать планы проникновения на недоступную простым смертным территорию, да так и заснул, ничего не придумав.

Но все гениальное — просто. На следующее утро, с подачи пляжного фотографа, он приплатил владельцу снующего вдоль побережья катерка, и через десять минут в компании столь же веселых и находчивых был высажен на пирсе одного из престижных сочинских пляжей. Вальяжно бронзовеющий спасатель сделал было движение в сторону нарушителей морской границы, но тотчас и отвернулся, должно быть, ослепленный солнцем.

Вадим осмотрелся, пораженный контрастом с городскими пляжами.

Хотя народу и здесь было немало, но люди не валялись вповалку, будто новобранцы на сборном пункте, а разместились на лежаках и в шезлонгах. Под навесами за круглыми столиками играли в преферанс и аппетитно сдували в песок пену с запотевших пивных бокалов, из-под навеса тянуло запахом шашлыка. Разливали чай, кофе, у барной стойки сгрудились любители ранних коктейлей.

Никто не суетился и не таращился друг на друга, хотя среди загорающих успел он заметить и гастролирующих актеров театра Сатиры, и знаменитого эстрадного пародиста. Не обвыкнув еще в этом равнодушии, пародист, белый и рыхлый, как разваренный окунь, раздраженно ворочался на топчане.

По ту сторону кордона Вадиму казалось, что стоит только попасть сюда, и он увидит сестер столь же естественно, как на площади у театра. И только сейчас ему пришла в голову очевидная мысль, что их может здесь и не быть. И вообще, с чего он взял, что два столь очаровательных существа разгуливают по курортному городу, как говорится, без конвоя.

В растерянности он затоптался и неловко задел ногой пышнотелую барышню, загоравшую на спине без бюстгальтера, с раскинутыми в стороны руками и ногами. Она оценивающе, снизу вверх, оглядела атлетически сложенного мужчину, но, не уловив встречного интереса, разочарованно прикрыла глаза.

«Казачий набег» не удался. Вадим с тоской оглядел обширную территорию, мысленно разбивая ее на летные зоны.

— Вы специально загородили солнце? — поинтересовались сзади.

— Извините, — вполоборота, отодвигаясь, кивнул он раскинувшейся в шезлонге молодой женщине со сдвинутыми на лоб итальянскими очками.

В висках Вадима заколотило, в горле булькнуло и пересохло. Это была она.

— Простите ради бога, — хрипя и все-таки не позволяя себе откашляться, торопливо произнес Вадим. — Я не буду выглядеть неприлично-назойливым, если скажу, что вы изумительны?

— Для того чтоб решиться на это, вам понадобилось два дня?

— Значит, вы запомнили?.. — радостно вырвалось у Вадима.

— Трудно было не запомнить такую колоритную личность — кипарисы здесь еще никто не грыз, — она тут же отомстила за неловкость, что-то оценила в нем, и оценка эта оказалась не в его пользу.

— Впрочем, я должна вас огорчить: случайные знакомства не входят в мои привычки.

— А я согласен. Заговаривать с незнакомой женщиной — признак дурного тона, — он изо всех сил пытался выглядеть изящно-ироничным. — Но прошу принять во внимание смягчающее обстоятельство…

Вадим прервался выжидающе. План знакомства он, разуверясь в своей способности к импровизации, отработал сегодня ночью. И сейчас, после её естественного наводящего вопроса, должна была последовать его ударная — сногсшибательная по замыслу — фраза. Но вымученная ирония — плохая визитная карточка, и женщина лишь насмешливо смотрела на стремительно теряющегося перед ней ухажера.

— Боюсь, что если я стану ждать возможности быть представленным где-нибудь на светском рауте, то случится это разве что за гробовой доской, — пролепетал Вадим.

— Очень может быть, — весьма сухо согласилась она и, стремясь отгородиться от неловкого домогательства, потянула на глаза очки. Еще секунда-другая, и зародившийся в ней легкий, от скуки интерес окончательно угаснет, и тогда…

— А, чёрт! Вы правы. Все вру, — решительно объявил Вадим и плюхнулся возле нее в песок. — Уеду. Сегодня же, к чертовой матери, уеду! Тоже мне грозный ухарь нашелся!